Илью Жегулева можно назвать «Незыгарем для молодых и бедных». Этот журналист либеральных СМИ выпускает уже вторую книгу, посвященную властям предержащим современной России, слегка имитируя стиль расследовательской журналистики — но именно имитируя, поскольку никаких расследований на самом деле в его книгах нет. А что есть? Есть беглый пересказ чужих расследований и местами интересные беседы с Валентином Юмашевым — одним из самых близких к президенту Ельцину персонажей, настоящему автору его мемуаров. Есть еще легкий и ненавязчивый слог и умение ладно изложить важные события постсоветского периода нашей истории. Есть навык речистого публициста, стремящегося уместить всю сложность и противоречивость исторической ситуации в краткий журналистский очерк. Не удивлюсь, если для наших «зумеров» эта книга станет аналогом «википедии», откуда можно быстро и комфортно черпать оценки и суждения о девяностых годах. Для тех, кто не был непосредственным наблюдателем событий девяностых годов и вынужден знакомиться с ними по литературе, Жегулев предлагает своеобразную «Тайную историю» ельцинской эпохи, рассказанную одним из её творцов.
Конечно, это огромный шаг вперед по сравнению с сугубо апологетической версией тех же событий, изложенной Юмашевым в мемуарах Ельцина. В отличие от лучших творений, вышедших из-под пера участников тех событий (а мне таковыми представляются «Гибель империи» Егора Гайдара и «Время Березовского» Петра Авена), «Ход царем» даёт весьма беглый и в высшей степени пристрастный взгляд на это время. А оно остается для России чрезвычайно важным прежде всего потому, что именно тогда в основном и сформировался весьма специфичный тип политической и экономической культуры и структуры, определяющий, пусть и с важными последующими модификациями, нашу нынешнюю жизнь. Итак, что же важного открывает нам Жегулев, чего мы не знали о главных событиях 1990-х годов? Наверное, самое главное — это новая интерпретация одного из ключевых политических понятий того времени — «Семья». Семьей с большой буквы называли окружение дряхлеющего президента Ельцина, не занимавшее государственных постов, но скрытым образом, за счет родственных, финансовых и квазикриминальных рычагов контролировавших работу правительства и определявших как ключевые кадровые назначения, так и важнейшие решения федеральных властей.
Тезис, который защищает Жегулев, весьма неожиданный: никакой «Семьи», по сути, не было и быть не могло, так как Ельцин в принципе не терпел никаких вмешательств своих родственников в политику и держал всех их на дистанции. Максимум, чего им удавалось добиться, — это довести до Ельцина некую информацию или организовать его встречи с другими людьми. Только те, кто знал, как и когда президент готов принять неожиданную и даже неприятную для себя информацию, могли реально влиять на его политику. А знали прежде всего дочь президента Татьяна Дьяченко и её будущий муж, а тогда — просто младший друг и соратник Ельцина журналист Юмашев. Другим способом повлиять на решения президента было добиться от него согласия встретиться с определенными людьми. Этим искусством также в высшей степени овладели Дьяченко и Юмашев, и благодаря этому не раз круто меняли важнейшие решения Ельцина. Вот такая «Семья, которой не было», но которая все-таки действовала — как показывает книга, порой весьма изобретательно и эффективно.
Само понятие «Семья», напоминает Жегулев, было изобретено и растиражировано Евгением Киселевым и Владимиром Гусинским — владельцем телекомпании «НТВ» и его главным информационным киллером в ситуации острой борьбы за власть летом — осенью 1999 года. Если Ельцин и его приближенные тогда поставили на Владимира Путина как «преемника», то Гусинский заключил союз с экс-премьером Евгением Примаковым. Их целью было создать удобный для критики и диффамации образ нелегитимной группы, узурпировавшей власть и правящей страной из-за спины немощного президента. Свои цели есть и у Жегулева, который, отнюдь не ограничиваясь изучением ельцинской семьи, завершает книгу рассказом о «семье Путина». Её, по мнению автора, составляют не женщины и дети, а старые петербургские друзья президента, сегодня занявшие крупные посты и скопившие впечатляющие состояния. Они, утверждает Жегулев, успешно манипулируют Путиным, играя на его страхах и слабостях и прикрывая его в ситуациях, когда он по каким-то причинам не решается действовать публично. Итак, два президента, оба — «с семьей, но без семьи»…
Что же за парадокс такой? Зачем и почему все у нас говорят о семьях, если предметный анализ окружения Ельцина и Путина и присущих двум лидерам способов принятия решений обнаруживают самое минимальное влияние на них со стороны ближних и дальних родственников? Этот вопрос в книге даже не поставлен. Выскажу осторожное предположение: разочаровавшись во всех социальных институтах советской поры и не создав новых, мы все свои упования ограничили простейшим атомом общественного устройства — семьей. Именно на неё мы надеемся, в ней ищем поддержку, её защищаем — и ради неё готовы многим жертвовать. Деградация и распад многих сложных форм социальности стимулируют повсеместную экспансию кровнородственных отношений — как в экономике, так и в политике, и в культуре. И хотя ни Ельцин, ни Путин «семейными» политиками никогда не были, общественное мнение приписывает им наличие политических «семей», поскольку ни в какие более высокие мотивы и механизмы их действий не верит. «Семейность» в экономике и политике, реальная и мнимая, может стать интересным объектом исследования, а книга Жегулева наряду с другими свидетельствами эпохи — сумбурным, ангажированным, но все-таки полезным историческим источником. А других современники важных событий, как известно, не производят…